В избе приятно пахло свежим хлебом, от печи веяло теплом и уютом, нос ведьмака ловил аромат свежих щей и жареной свинины. А еще десятка немытых тел селюков, которые набились в эту самую избу войта, как мог предположить ведьмак, с целью поглазеть на него самого. Где же это видано, чтобы в простую деревушку, как их, да такое чудо явилось. Впрочем, виновата была во всем Йеннифэр, вот только мысли о ней Геральт упрямо гнал прочь. И пытался уследить за речью войта, стараясь лишний раз не пялиться на единственный зуб в его рту. Удавалось так себе. И мысли, и не смотреть.
- … и, знацца, таскает то скот, то дятей пугает, то еще чавой…, - войт потер лоснящуюся от пота лысину с венчиком редких седых волос. Ведьмак вздохнул. Когда он удирал подальше с Третогора, то благородно оставил часть денег от последнего заработка даме сердца, пусть и понимал, что в подобном она точно не нуждалась, и достаточно быстро оказался на мели. Как на зло, утопцы сидели под сковавшим реки и озера льдом, гули не особо рвались копать мерзлую землю, едва перебиваясь случайными заработками, ведьмак услышал о деревне, терроризируемой чудовищным волколаком, и рванул туда. Зря, пожалуй – и слухи об оборотне все больше напоминали именно что бабьи сплетни, да и крестьянское гостеприимство было настолько же жидким, насколько похлебка, которой его угощала жена войта; мутант подозревал, что вообще-то ее собирались отдать свиньям.
- Тогда с чего вы решили, что это оборотень? Кто-то видел его своими глазами? Возможно, есть жертвы побольше утерянной скотины? – крестьяне, до того перебивавшие войта своими наблюдениями, размышлениями и личными домыслами по поводу террора волколака, в разнобой замотали головой. Холера. Однажды Геральт с Лютиком уже оказались в такой ситуации, когда полторы недели шастали по лесам в поисках оборотня, которым оказался предприимчивый мельник-контрабандист; волчья шкура да театральное завывание ночью помогало ему отваживать стражников пуще взяток. На все попытки шантажа хитрый мужлан отвечал «хрен вам краснолюдский в морду, не докажете», а убивать обычного волка и выставлять его голову как волколачью, по совету Лютика, Геральт наотрез отказался. Дело почти дошло до драки, вот только Лютик был не дурак лезть к ведьмаку с кулаками, а тот, в свою очередь, жалел виршеплета.
- … а, это, а кум Мелаха? Вроде малый его чего-то видал, а? – войт будто пытался найти поддержку в толпе своих односельчан, ведьмак гонял ложкой несколько бобов в жиже, вздыхая про себя. Конечно, переночевать его пустят, да и Плотве сена отсыпят, но кошелек у мужчины был пуст, а заработок, судя по всему, накрылся.   
- Ведите своего кума, и его малого не забудьте, - он прекрасно знал, кого увидит, в любой деревне есть такой кум. Всклокоченная борода, растущая в разные стороны. Красное, как свекла, лицо. Замутненный взгляд человека, который был трезв в последний раз еще до Сопряжения Сфер. Вот только мутант никак не оставлял надежды, что или войт проголодается, или поймет его хмурый взгляд, и все же отрежет кусок от солонины, да выставит на стол жбан кислого деревенского пива, потому и тянул время. Об его ногу под столом потерлась кошка, урча, крестьяне тихо переговаривались, продолжая поглядывать на своего гостя, хозяйка, ворча что-то неразборчивое под нос, громыхала посудой. Дверь заскрипела минут пятнадцать спустя, в избу ввалился упомянутый кум в сопровождении сбегавшего за ним паренька, да, красномордый, неухоженный и благоухающий брагой. Ожидаемо. Позади папаши терся мальчик лет десяти, со свойственным всем детям и любопытным, и испуганным взглядом.
- И хте этот ваш ведьмак, а? – кум, видимо, крепко приложился к выпивке перед выходом в люди, раз его даже не пугал хищный взгляд желтых ведьмачьих глаз, упершись руками в бока, он слегка пошатывался, выпятив вперед пузо.
- Ну, припустим, я, - Геральт указал на себя ложкой.
- Знацца, не веришь мне, достопочтимому господину Мелахе, шо то я видел того волколака? – крестьянин наклонился, обдав ведьмака перегаром. Тот только слегка поморщился:
- У страха, говорят, глаза большие. Мало что тебе привиделось по пьяни, - в толпе крестьян раздались смешки. Мелаха покраснел еще больше (хотя, казалось бы, куда уж), повернулся, за шиворот вытягивая своего пасынка на свет божий и ведьмачьи глаза. Парень только что и успел пискнуть.
- Глаза, да? А это – глаза?! – не смотря на сопротивление мальчишки, смерд содрал с него не по размеру большой тулуп, шлепнул между лопаток, наклоняя к ведьмаку. Тот хмыкнул.
- Сука такая, весь кожушок на нем разодрал, - Геральт прищурился, не столько от увиденного, сколько от раздражения, всегда его удивляла эта крестьянская черта что в любой момент раздевать своих детишек перед глазами господ с ноткой бахвальства и раболепства, что больше переживать за потерю того же тулупа, чем свое дитя. Впрочем, когда их десяток бегает по двору… Ведьмак развернул парня спиной, прищурился, рассматривая ровные, почти симметричные царапины, будто чья-то когтистая лапа вспорола кожу от лопаток и до самой поясницы. Хотя почему будто? Все же работенка наклевывалась, как не смотри, хотя и странная – оборотни не отпускают своих жертв.
- Парень… Что ты видел? Как все произошло? – мальчик испуганно сглотнул и отрицательно помотал головой. Мелаха тут же влепил ему настолько звонкий подзатыльник, что парень едва не рухнул прямо на ведьмака:
- А ну отвечай, когда милсдарь спрашивает, засранец ты эдакий, - Геральт скривился, мрачно зыркнул на слишком неуместную помощь со стороны, но смолчал, не желая опять вступать в полемику с выпивохой. Парень еще раз сглотнул, упрямо замотал головой.
- Ты знаешь. Но не хочешь говорить. Почему?
- Он… Он сказал, что придет за мной, если скажу… - мальчишка был напуган, и явно не побоями отца. Ведьмак знал много разумной нечисти, с некоторой в более благоприятной среде было не стыдно и в картишки перекинуться, не пытайся она его сожрать, но разумный оборотень? Отпускает жертву и пугает ее? Как-то странно.
- Ты знаешь кто я? – Геральт наклонился к парню, чтобы тот получше увидел желтые глаза с пульсирующими зрачками, рассмотрел его паскудную хмурую харю, поддел пальцем ведьмачий амулет.
- Я ведьмак. Охотник на чудовищ. Я пришел, чтобы убить волколака. Если ты будешь молчать, я уйду, а он останется, и, поверь, рано или поздно, но вернется за тобой, смекаешь? – кум Мелаха поднял еще раз руку, видимо с целью закрепить слова ведьмака, но тот взглядом остановил его. Парень дрожал, как осиновый лист, в уголках глаз сверкнули слезы. Его прорвало:
- У ручья, что бежит возле козьей тропки, где раньше жила старая ведьма… Поспорили, что кто дойдет и выковыряет гвоздь с ее дома, то тот уже взрослый… А он был там, все бросились, а я упал… Кричал, он прижал меня, и слюна на шею…, - разобрать его поток слов, вперемешку с рыданием и шумным подтягиванием соплей, было непросто, но Геральт общую суть понял. Оборотень, который не убивает жертв. Ручей возле козьей тропки. Хижина старой ведьмы. Он поднял взгляд на войта:
- Сто реданских крон, постой на неделю в теплой избе. Сено моей лошади, пропитание мне, и, - Геральт все же брякнул в сердцах, - получше этих помоев.

      Ведьмак быстро нашел необходимую ему тропу, легко двигаясь по снегу. Кожа горела от крепкого морозца, дыхание паром застывало в воздухе, доспех скрипел с каждым его движением. Войту хватило ума не торговаться, мутанта быстро подселили к одинокой вдове, которая вопреки прозвищу «Марвуха» оказалась крепкой и ладной женщиной, не жалеющей ему лишнего половника еды. Конечно, он не стал наедаться перед охотой, щи и ведьмачьи эликсиры плохо сочетаются, но все же пустой живот нужно было чем-то забить. Мутант провел в медитации остаток вечера, выпил несколько пузырьков настоек, и, отдохнувший, полный сил, вышел на охоту. Пожалуй, ему это даже было надо – остаться один на один со своими мыслями, тревогами и желаниями. Наст хрустел под ногами, где-то далеко на несчастье ухал филин, луна, одинокая и холодная, безразлично мелькала между туч в ночном небе. Лютик, будь он рядом, отпустил бы уже пару глупых поэтичных строк или начал бы ныть, что устал, но, к несчастью, бард был далеко. Геральт хмыкнул, вся его жизнь вращалась вокруг двух людей, ленивого самовлюбленного тунеядца и… Мужчина выругался, опять отгоняя мысли о ней. Любимой. Ненавистной. Близкой. Далекой.
- Ох, Йен, что б тебе пусто стало, - он провернул меч в руке, сверкнувший серебряным лезвием, размявшись, затрусил вверх по тропинке, поднимаясь с русла ручья к занесенным развалинам хижины. Каждая порядочная деревня должна была обладать собственной ведьмой, которая жила в лесу, пугала детишек, продавала средства от потенции мужчинам и делала аборты женщинам; здешняя ведьма успела окочуриться раньше, чем нашла себе замену, год как. Ее дом быстро обветшал и превратился в место проверки храбрости мальчишек, встречи сбежавших тайных влюбленных и, судя по огромному количеству натоптанных следов, обителью волколака. Геральт присел, втянул шумно воздух, его чувства были напряжены до предела под действием эликсиров, для простого человека следы на снегу были бы неясной мешаниной, для него – целой историей. Вот здесь оборотень начал превращаться, человеческие следы почти затоптаны волчьими, здесь – прислонился косматой спиной к гнилой деревянной балке, шерсть зацепилась за древесину, здесь снег взрыхлен, он метался в агонии или в злобе… Дальше следы прерывались, но мутант знал, в какую сторону они ведут, и легко нашел их поодаль, в стороне. «Ты путаешь следы? Нелепо.» Мужчина поднялся, еще раз взмахнул мечом и с легкостью побежал по следу волколака, не теряя его даже когда луна пряталась за тучи. Эликсир и желание побыстрее влезть в драку обостряли его чувства до предела. Оборотень? Легко! Волколак? Пожалуйста. Йеннифэр? Ох. Геральт на бегу зачерпнул ладонью снег, протер им лицо, освежаясь. Когда они виделись в последний раз, волшебница была в модной теплой короткой шубке, и, не успел он отвернуться, как зарядила ему снежком в ухо. В отместку ведьмак вывалял ее в снегу, не смотря на визг и попытки сопротивляться, а потом они лежали в сугробе, колдунья засовывала ему холодные ладони за шиворот и шипела, что если он еще раз предложит сходить в баню именно с формулировкой «погреть твои старые кости», то эти самые кости увидит не раньше Второго сопряжения. Чего же им не сиделось мирно? Что постоянно подталкивало то одного, то вторую исчезать утром, не редко после самой жаркой и страстной ночи? И жалел ли он, что тогда загадал желание? Ведьмак замотал головой, прогоняя мысли, съехал по насту вниз, к почти незаметному входу в пещеру. Запахи крови и мочи прогнали всю романтику, он сжался, как пружина, выставил меч вперед, осторожно шагая внутрь. Понятно, сюда оборотень таскал добычу, но, опять же, зачем? Обычно бедолаг волколаки жрут прямо на месте, к чему отмахивать лишнее расстояние? Амулет на груди, правда, был спокоен, но Геральт все равно осторожно продвигался внутрь, шаг за шагом, даже когда увидел первое тело – нос давно учуял трупную вонь и дешевые духи, жуткая смесь. Он наклонился, кончиком сапога перевернул мертвую, девушка, лет двадцати, нет сердца, печени, и, как ни странно, платья. Как ведьмак не пытался, он не мог представить, зачем оборотень ее раздел, ну не сам же нацепил тряпки, а? В глубине пещеры что-то хрустнуло, амулет дернулся под одеждой, и Геральт в тот же миг бросился в сторону, успев при этом взмахнуть мечом, едва разминувшись с сиганувшим на него оборотнем. Чудовище с размаху влетело в стенку, но тут же вскочило на ноги, ведьмак увернулся от когтистой лапы, рубанул снизу, меч чиркнул по кости, и волколак с воем отпрыгнул назад. Долю секунды они смотрели в глаза друг другу, оборотень опять взревел (они всегда ревут, вот зачем?), бросился на ведьмака, Геральт опять скользнул в сторону, кончиком меча рисуя на мохнатой спине алую полоску, перенес вес носков на пятки, меняя стойку на защитную, готовый еще раз прыгнуть в сторону, но волколак с воем бросился дальше, исчезнув в мраке пещеры. Прекрасно. Молодой, неопытный, машет лапами как мельница, лезет сломя голову в бой, ни контроля, ни техники. Легкая добыча. Ведьмак опять, прислушиваясь к пульсации амулета, шагнул вперед, даже не смотря на действие эликсира, он едва разбирал путь во тьме пещеры, которая то сужалась в узкий проход, то резко расширялась, и ее границы терялись. «Вот так, шаг за шагом, спустимся вниз, к чудовищам, что грызут корни мира…» Кажется, это слова Лютика. Или нет. Геральт выдохнул, рядом кто-то тихо всхлипнул, жалобно, едва слышно:
- … спасите… Он повернулся на пятках, направив меч на шум, стараясь рассмотреть его источник во мраке. Из кучи тряпья вытянулись две худые руки, бледное, испуганное лицо в копне спутавшихся волос, огромные темные глаза. Это не мог быть оборотень, они не умеют так быстро менять облик, ведьмак услышал бы звуки обратной трансформации и, да, серебро мешает естественной регенерации, а потому на ее коже должны быть раны.
- … милсдарь… - руки манили к себе, давили на его обостренные чувства жалости и сочувствия, она тихонько плакала. Ведьмак молчал.
- … он похитил меня. Я не могу сбежать, пыталась, он находит меня, возвращает… - ее глаза были почти черными в мраке, бездонными, почти как глаза Йен. Возможно, это и подтолкнуло его наклониться к девушке, обхватить ее ладонь пальцами, помогая подняться. Влюбленный оборотень? Это казалось чушью, но девушка была реальной, ощутимой, он ощущал через перчатку тепло ее рук, запах ее немытого тела и парфюма ловили ноздри, она прильнула к нему тесно-тесно, будто ища защиты. Геральт прекрасно осознавал, что девушка была обузой, что сейчас он уязвим, но ее сердце билось столько быстро, она была настолько испугана, что мужчина не мог позволить себе ее оттолкнуть.
- Тише. Ты в безопасности, - полнейшая банальность, но ничего получше придумать он не мог. Она кивнула, разжала объятия, отступила на шаг, только сейчас ведьмак заметил, что она босая. Вот что делать? И оставлять ее здесь нельзя, и тащить с собой под когти волколака – тоже, и наружу не пошлешь, замерзнешь сразу.
- Извини, - он несколько нагло пробежал свободной рукой по ее телу, проверяя нет ли шрамов, открыл пальцем рот, изучая клыки, все это оттягивало время, давало оборотню возможность передохнуть, собраться с силами, но ведьмак не хотел оставлять за спиной возможного противника. Девушка стоически терпела, время от времени всхлипывая, ее рука цеплялась за его плечо, бедная, сколько времени она здесь одна? Неделю? Две? Крестьяне ничего не говорили про пропавшую девушку, значит или она чужая, или про нее давно все забыли… Во мраке, в компании чудовища, питаться тем, что он притащит, и вряд ли оборотень чинно скупал хлеб и овощи на рынке…
- Идем. Держись на несколько шагов позади, и, когда он выбежит, тут же убегай к выходу, поняла? – она кивнула, коснулась его щеки пальцами, слегка оцарапав кожу кольцами. Ведьмак развернулся, сжал меч двумя руками, водя острием со стороны в сторону. Он ощущал волколака всей своей натурой, кровь пульсировала в вздувшихся жилах, шумела в ушах, зверь припал к земле, готовясь к прыжку, но не торопился, ведьмак стоял напротив темного прохода, готовый в любой момент, вот только мысль, одна мысль мешала ему сосредоточиться. Запах. Аромат духов несчастной. Почему он такой же, как у трупа возле входа? Амулет резко завибрировал, затхлый воздух прорезали нотки озона, он прыгнул в сторону, запоздало, тело будто подхватила невидимая рука и с размаху запустила им в стену. Геральт застонал, сполз по ней, уронив меч, не успел даже подхватиться на ноги, как его смяла туша волколака, чудовище сжал клыками плечо, впился когтями в ребра, встряхивая, как кошка мышку. «Ну что же, ведьмак, молодец, вечно у тебя проблемы из-за женщин…»
- Тише, Авлай, не убей нашего гостя, - ее голос изменился, никаких плаксивых ноток, жесткая, насмешливая уверенность, она что-то певуче произнесла, и мрак разрезал яркий свет, в-виде шара слетевший с ее ладоней над головой. Грязное, но красивое лицо, а вот платье ей было великовато, как ни как, убитая девушка была куда крупнее.
- Зачем? – он прохрипел, когда оборотень сильнее сжал зубы, по руке бежали ручейки крови, да и наплечник придется выбросить. Зараза. Ведьма расхохоталась, видимо она давно ждала этот вопрос, да некому было его задать.
- Молодость. Знаешь, как это – быть старой? Ощущать себя развалиной, которая воняет мочой, болезнями, распухшие слабые ноги, трясущиеся руки, отдышка, стоит тебе сделать десять шагов? Брезгливые взгляды со стороны тех, кто только что умолял тебя о помощи? Ложишься ночью и не знаешь, сможешь ли стать утром? Нет, мне нравиться быть такой, - она опять расхохоталась, закружилась, платье сползло, обнажая плечи. Ведьмак опять поморщился, собирая силы, ему надо было занять ее, оттянуть время, внимание…
- И ты решила убивать?
- Поначалу я пыталась справиться зельями, настойками, благо местные дурехи сами тащились ко мне с вечным «ой, конюх в меня тыкал своим колышком, и теперь живот растет», но, знаешь, человеческие эмбрионы… - она замолчала, только чтобы продолжить.
- Мне удавалось отстрачивать неизбежное, в свои неполных восемьдесят я выглядела едва на шестьдесят, но все равно оставалась старухой. Понимаешь, ведьмак? Сраной старухой!
- Гм. И ты принялась убивать, но сама не могла или не хотела пачкать руки, - Геральт ждал, ощущая как сила собирается на кончиках пальцев, как пульсирует звоном в ушах с каждым ударом сердца. Сколько крови он уже потерял? Сможет справиться сразу с двумя? «Однажды ты просто умрешь в канаве, ведьмак, свалившись туда после очередной охоты или пьянки.» А вот это, кажется, слова Йеннифэр.
- Да. Нашла его, одинокого, брошенного, глупого мальчишку, никто даже не хватился, когда он пропал. Воспитала. Приручила. И он начал хватать, приносить их сюда, а я – молодеть. Детей, правда, отказывался трогать, но мне и хватало взрослых здоровых крестьянок. Удобно, правда? – ведьма опять расхохоталась, с отчетливыми нотками безумия, и ведьмак ударил Аардом со всей силы, оборотню в брюхо. От грохота заклинания заложило уши, они с оборотнем разлетелись в разные углы, ведьмак застонал, упав прямо на прокушенное плечо, но тут же вскочил на ноги, со всей прытью бросился к девушке. Ведьма закричала, воздух вокруг ее будто сгустился, но в этот раз Геральт был готов, и упал на землю, как только заклинание полетело в него. Подхватив меч, он еще раз кувыркнулся по земле, уворачиваясь от когтистых лап подлетевшего оборотня, ударил под колено, в подмышку, и по шее, меч сверкнул серебряной молнией, с каждым ударом отбрасывая капли крови.
- Нет! – ее крик эхом отбился от стен, но оборотень упал с жалобным воем, она не успела поднять руки с подготовленным заклинанием, как меч, вращаясь, вонзился ей в живот. Геральт тяжело дышал, все еще удерживая поднятую в броске руку. Ведьма сжала рукоять меча обеими руками, рухнула на колени, в ее глазах быстро сменились боль, удивление, отчаянье. Оборотень все еще скулил, едва живой, он подтягивал себя лапой к ней, оставляя на земле кровавый след.
- Парень, она ведь тебя использовала, - ведьмак видел этот взгляд каждый раз в отражении, когда умывался, и знал, что волколак его не слышит. Но все равно говорил.
- Ты был не более чем игрушкой. Инструментом. Служил ей, потому что ведьма так захотела, - женщина закашлялась, выплюнула сгустки крови, оборотень заскулил еще более жалобно, продолжая ползти. С последних сил. Не сводя с нее угасающего взгляда.
- Ты дурак, ты просто влюбленный дурак, очарованный красивым, бессердечным чудовищем. Думаешь, она любила тебя? Ждала каждый раз в опасении, что ты не вернешься? Волосы на себе рвала, если ты возвращался израненным? – Геральт не понимал, во рту горчило от крови или от его слов. Или, может, от понимания жуткой похожести на его отношения с Йен? Полз ли он к ней так же, как сейчас этот бедный мальчишка? Ведьма еще раз закашлялась, рухнула на бок, ведьмак подошел к ней и вырвал меч с ослабевших рук, поднял его в ударе – и замер. Женщина смотрела в глаза волколаку, обхватив окровавленными ладонями его пасть, тот поскуливал, тяжело дыша. Тяжело понимать, что она чудовище, паскуда, и все равно ее любить. Ведьмак дождался, пока они оба закроют веки, и только после этого ударил мечом, быстро и умело, два раза. Сто крон, он повторял это про себя, сто полноценных крон, а даже если войт решит его обмануть на половину суммы, то все равно денег хватит на месяц… Сто крон, чтобы сбежать подальше, и нет, ему не будет сниться этот ползущий обманутый мальчишка в волчьей шкуре, и не будет он благородно хоронить их вместе, отказываясь от награды. Ведьмак сделал свое дело, ведьмак уходит. Подальше от безнадежной любви и коварных ведьм, как бы сердце не рвалось обратно.